Быков: куда уходят корни/растут ноги и т.д.

[Хелена]

Тигра, вот мне тоже.

Угу. И опять первый пост на странице. Долго будем любоваться.

[adada]

Быкова (о, Быкова!) нам в Донецк, кстати, доставляют.

[Тигра]

Тигра, вот мне тоже.

Да и вообще неплохое выражение.

[ne znatok]

Вот когда я такое читаю, мне сразу хочется говорить "мне зашло" и "мне не зашло" с утра до вечера, как можно чаще.

Я уже начала, сразу по прочтении. )

Потомок... тудыть...

Тигра, ты надменный потомок!

[Хелена]

Ага, этот потомок с тургеневским лексиконом:

им кажется, что они... в прочей х...е.

[Тигра]

У него там и описки, и пунктуация подкачала. Но это слово было написано правильно и со всеми буквами.

[Хелена]

Эвфемизмом - или попросту, без экивоков?

О! Нашла по цитате.
Не стесняет себя литератор в выражениях.
Тургенев пополам с Толстым так и прёт.

[Krapiva]

Голуновское
Цитаты --

Невезучи российские власти — образцовые, гордые випы, но у них оппозиция — здрасьте! — совершенно растленные типы! Не исправят их книги и фильмы, ни газеты, ни телеэкраны: половина из них педофилы, а вторая из них — наркоманы...

Перейдем к Голунову Ивану: это с виду он тихий невротик, а ночами использует ванну, чтоб варить эксклюзивный наркотик, и таскает с собою публично, как и принято в пишущей сфере, в рюкзаке, иронично, цинично и в особенно крупном размере. Надо быть сумасшедшим отчасти или крышей владеть непростою, чтоб писать про московские власти и ходить по Москве с наркотою, — но обратно в загон не загонишь, не навяжешь законных велений. Развратил их наш добрый Семеныч, добродушный наш пастырь олений.

Полностью - https://www.novayagazeta.ru/articles/20 ... olunovskoe

[maggie]

*
Фобическое
Патриотическая песнь

Русские власти! Оставьте иллюзии, будто Тбилиси опасен сейчас. Нет никакой русофобии в Грузии, так как боятся не русских, а вас. Есть хачапури, гебжалия, лобио, есть мукузани и твиши потом, есть медвефобия, путинофобия, но русофобия — это фантом. Буду твердить вам, пока не во гробе я: есть усофобия сталинских лет, возле вампира всегда кусофобия, около труса всегда трусофобия, у женофоба всегда пуссофобия, а никакой русофобии нет. Был в Пакистане, бывал в Казахстане я, гостеприимство степное ценя, Вена, Британия, Прага, Германия без нареканий терпели меня, ныне я в Бостоне, в этом подобии средней России, с травой и рекой.

И не видал никакой русофобии! То есть вообще никогда никакой.
Если бы даже запел принародно я, — идеалист, идиот, патриот, — «Славься, Отечество наше свободное!» — многие встанут, а треть подпоет.

В чуждом сознании русское связано с русским романом (не бойся, открой!), со взлетом Гагарина, стругами Разина, с рыком Высоцкого, с черной икрой, с павловским танцем, с защитою Лужина, подвигом Питера, духом Москвы… Вас-то боятся, и очень заслуженно, но не за то же, что русские вы! Вижу немного грузинского в Кобе я, мало сердечности, мало ума — это банальная сталинофобия, грузинофобии в этом нема! Так же и вы: эти лобики узкие, гнусные лозунги наперевес, сальные глазки — какие вы русские?! То, что вы русские, — это эксцесс. То, что у вас пребываю в утробе я вместе со всей необъятной страной, — собственно, это и есть русофобия, и никакой не бывает иной.

Русская власть или, скажем, тбилисская — стоят друг друга, как волк и койот. Просто российская — более близкая, больше волнует и больше скребет.

Жизни, ей-Богу, не дал бы за обе я. Власть безнадежна, и я не о ней. Только какая же здесь русофобия? Арахнофобия — это верней.

Сколько вы рушили, сколько вы бредили, сколько разбили действительных скреп, как разругались со всеми соседями, их попрекая за дружбу и хлеб, денег расхитили, кровушки жаждали, вверх продвигали разнузданных шмар… Вы заслужили, чтоб русские граждане вас постарались забыть, как кошмар.

Можно закрыть перелеты воздушные, можно запреты ввести на боржом, снова вернуть ваши правила душные — те, над которыми сами и ржем, — снова вписать несогласных в предатели, миру являя опричную прыть, можно и выслать их к этакой матери, к этакой матери можно зарыть, сделать над Родиной низкое, тусклое, скучное небо, скуля и грозя… Только нельзя это выдать за русское. Выдумать можно, а выдать нельзя.

Если же кто-то, — сильна азиатчина! — громко заквохчет в какой-то момент, будто мое вдохновенье проплачено, или что сам я грузинский агент, или решит, что зациклен на злобе я, или не хочет со мною в кровать, — это не русо- и не юдофобия, а быкофобия.

Ну и плевать.

https://www.novayagazeta.ru/articles/20 ... obicheskoe

[Krapiva]

Отлично, спасибо Быкову.
И Магги - за пост.



(ну и так, к слову, - режет глаз это" ей-Богу", скоро "спасиБо" станет нормой))

[Хелена]

Крапива, а по правилам и не пишется с прописной. Это Быков перестарался.

[Тигра]

Вряд ли он. Скорее, издание, в котором публикуется.

В конце концов, мы говорим о человеке, который свою мать называет своей матерью.

[fililog]

Быков давно публикуются в собственной редакции, не очень он позволяет себя править. Поэтому и прописная, вряд ли это кто-то ему поправил.

[adada]

Отвечая и т.д. на заглавный вопрос темы: туда, куда теперь уходят корни Быкова, боюсь, не смогут дойти ноги.

[zyablik]

Спасибо, Магги. Тоже хотела это выложить, только в другой ветке. Ветку открою. Прочитала эти стихи у Быкова в истаграме, они меня очень зацепили.

[adada]

Дмитрию Быкову 31 июля сего года во время его лекции в одесском «Зеленом театре» был задан вопрос: «Сейчас, когда Одесса оторвалась от российского контекста, какой вы видите ее роль в украинском культурном потоке?»
Быков, пишут в сети, ответил: «Если Одесса будет существовать вне российского контекста, роль ее будет плачевной».

Пробандеровских русо- и россофобов его ответ, конечно, возмутил до оуновско-упавской сердцевины— а мы, руский народ Украины, ему для разнообразия поаплодируем.

[zyablik]

Числительное

В ТАССе будет пара строчек, но уж сети голосят: насчитал нас «Белый счётчик» тысяч ровно пятьдесят! Счётчик — вот источник смысла, ибо высшие посты уважают только числа, а слова для них пусты.

Нарастает жажда мести. Чуть нас снегом занесёт — сразу выйдут тысяч двести, а весною и пятьсот. А при виде миллиона тут начнётся кутерьма — сразу «пятая колонна» обернётся четырьмя! И воздастся нам по вере — все окажутся равны: и Росгвардия — не звери, и полиция — сыны, и ходившие в фашистах силовые господа стайкой белых и пушистых нам объявятся тогда! Тут и выборы вернутся, и как раз, устав от бразд, безо всяких революций Путин лиру передаст — попрощается в Совфеде, всем кивнёт, и был таков — укатился на мопеде окормлять «Ночных волков». В общем, полная нирвана, общий торт «Наполеон». Сразу крикнет нам «Осанна!» Соловьёв-хамелеон — только надо, чтоб с дивана встал протестный миллион.

И скажу тебе, лошара, попивающий винцо, что в истории земшара тот же принцип налицо. Были, помню, тут шумеры, чей народ довольно мал, — и Господь крутые меры постоянно принимал. И потом, в эпоху римлян, был Господь довольно крут — мир всечасно был задымлен, всюду голод, всюду труд… Что ни год — крутая мера, всюду горе от ума, инквизиция, холера, проституция, чума, много злобных и немытых — то Гоморра, то Содом… Ибо жизнь — такой же митинг, согласованный с трудом.

Неизвестно, что за гробом, страшно мыслить и дерзать — все сидели по утробам и боялись вылезать. Но дошло до миллиарда — повернулось колесо, появились Леонардо, Просвещение, Руссо, научились мыть посуду, гладко складывать слова… Где-то, хоть и не повсюду, соблюдаются права, сокращаются бесчинства, умягчился Божий гнев, уважаются меньшинства, совершенно обнаглев…

Что сказать! Не дремлет дьявол. В прошлый век в последний час он людей горстями хавал, чтобы меньше стало нас: были схватки мировые, царство пули и петли, чтобы язвы моровые нас от дела отвлекли, — но непросто перебить их, осмелевших Божьих чад, и опять на общий митинг поколения спешат! Песни пишем, в небе реем, носим шляпы и очки, можно даже быть евреем безнаказанно почти… Ошибался, видно, Мальтус, не ошибся, видно, Маркс — торжествуют ум и мягкость, и рулит активность масс. Будет восемь миллиардов — будет рай на первый взгляд! Будут слушать песни бардов, госграницы упразднят… А когда нас будет десять — если делать по уму, то однажды перевесить мы сумеем смерть саму. Чтобы Бог молитву слышал, чтобы ей поверил он — это надо, чтобы вышел ну хотя бы миллион, а уж десять миллиардов — это слышится вполне. Как сказал священник Ардов в разговоре как-то мне — Бог общаться с нами хочет, и его бояться — грех. Слышит только одиночек — или только сразу всех. Так-то я и мыслю Бога: Богу скучен плач сурдин. Богу слышно, если много — или если ты один.

Если кто-то в раже псовом предрекает нам развал — этот митинг согласован, сам Господь его созвал. Выходите! Все на митинг! Плуг не вязнет в борозде. Если ж кто-то трус и нытик — пусть останется в Нигде.

[adada]

Да, складно сочинил Быков; на чей-то иной индивидуальный вкус может быть даже и шедеврально, но на правильный коллективный прикус — не вполне электорально и к избирательной практике не приложимо.
И без границ, увы, пока никак не обойтись, ни между, скажем, Техасом и остальной Мексикой, ни между обрамленной металлоискателями площадью и остальной Москвой.