ne znatok писал(а):На юбилее «Бандитского Петербурга» Андрей Константинов и Владимир Бортко рассказали, что продюсеры долго пытались оживить главных героев, уговаривая спасти хотя бы героя Дмитрия Певцова. Но творцы фильма были непреклонны. «Понимаете, я категорически против посыла бандита-победителя как в сериале «Бригада». Правда не на этой стороне. У нас история про хороших людей, которые приняли неверное решение. Продали душу дьяволу, руководствуясь, может быть, какими-то хорошими посылами. Но в итоге они обязаны были заплатить за это своими жизнями...»
Правильно. Это законы жанра. Предатель всегда погибает, даже если он "хороший" и предал "правильно".
Вспомните Левченко из Место встречи изменить нельзя.
Нет, в "Месте встречи..." не совсем поэтому:
Авторам фильма было поставлено категорическое условие: Левченко и Варю, в отличие от романа, не убивать. Это сразу искажало весь идейный смысл. После долгих споров был предоставлен выбор: убит должен быть кто-то один. Пришлось «пожертвовать» Левченко.
А у Вайнеров его убивают не по этой причине:
По скрипучей лестнице поднялись на второй этаж, и я чувствовал, как ступеньки под ногами пружинят и гнутся под каждым тяжелым шагом идущего позади Левченко. Вошли в темную комнату, и во влажно-синем отблеске окна я рассмотрел сбоку топчан и сел на него, и состояние у меня было такое, будто я вынырнул из обморока. Где-то совсем рядом мучительно взвизгнули пружины под могучим телом Левченко. И снова было тихо. Откуда-то снизу доносились сюда истертые лоскуты голосов, звякала посуда, и долго, занудно, на одной гудящей ноте говорил что-то Чугунная Рожа. А здесь только слышалось тяжелое ровное дыхание Левченко, и молчание его было плотным, как каменная плита, и давил он меня этой плитой невыносимо.
И так неожиданно, что я вздрогнул, он сказал чуть слышно - не шепотом, а просто очень тихо:
- Ну, здорово, ротный...
- Здорово, Левченко...
Он помолчал и так же тихо, но очень внятно сказал:
- Через час они угомонятся. Я тебя выведу отсюда...
И в новой тишине уже не было прежней ненависти, не было таким страшным его молчание, пока я не ответил шепотом:
- Нет, Левченко. Я не пойду...
Он не спешил с ответом, а когда заговорил, то в словах его была грустная уверенность:
- Убьют они тебя, Шарапов. Я бы этого не хотел...
- А тебе-то чего?
- Ничего. Не хочу, и все...
- Нет, Левченко. Не надо. Кабы я хотел уйти, я бы не пришел сюда...
- Понятно, - сказал Левченко, помолчал, и тишина сгустилась, напряглось наше молчание. - Тогда придется, Шарапов, заложить тебя моим дружкам. Ты за их жизнями пришел ведь. И за моей. На меньшее ты не согласишься...
- Заложи меня, Левченко, заложи... Кровь моя на тебя падет, и земля тебя не примет, а будет вышвыривать, как грязь и камни...
- А что же мне делать, Шарапов?
- Уходи отсюда ты. Еще не поздно, ты можешь завтра не ходить в подвал, если уйдешь сегодня...
- И что будет?
- Я сделаю то, за чем пришел сюда. И жизнь твою не возьму...
- Но они наверняка возьмут тогда твою жизнь...
- Да, наверное. Но это уже будет тогда неважно...
- Разве это бывает неважно?
- Бывает, Левченко. Когда мы с тобой год назад плыли через Вислу, нам обоим это было не так важно. И Сашке Коробкову. А теперь ты в том окопе. А я снова плыву с нашей стороны. Поэтому ты уходи, отваливай, уволься. Нам обоим будет легче...
И снова мы надолго утонули в молчании, плотном и едком, как прачечный пар. Шуршали, скрипели внизу голоса, заплакала громко, на крик, Аня, зудел, пилой подвизгивал старушечий голос, - наверное, вурдалачки Клаши. Текли, капали минуты, и Левченко наконец подал голос:
- Давай спать ложиться - завтра вставать рано...
- А что решил-то?
- Пойду с вами всеми...
- Убьют тебя там. Наши убьют, коли окажете сопротивление. А сдашься - тюрьма тебя ждет. Надолго...
Левченко покашлял, вытянулся, кряхтя, на матрасе, и крикнули под ним испуганно пружины.
- Убьют - суждено, значит. Семи смертям не бывать, а одной не миновать. А в тюрягу - не-е, в тюрягу больше не сяду. В жизни больше не сяду...
Он сам выбрал свою участь.
У Левченко там была очень страшная судьба.
- Завидую я тебе, Шарапов, - сказал Левченко.
- Завтра некому будет завидовать. А так все хорошо, - усмехнулся я.
- Вот этому я и завидую, - сказал Левченко. - В твоей жизни был смысл...
И я невольно обратил внимание, что он говорит обо мне как о покойнике.
- Знаешь, Левченко, мне, наверное, завтра лихо достанется. Но я ведь не жалею. Я на это иду за очень большое дело. А ты? Из-за этого горбатого упыря? Помнишь, мы с тобой в разбитом блиндаже под Ковелем сидели и мечтали, как заживем после войны?..
- Беда только, что с нами вместе не мечтал тот пес поганый, из-за которого моя жизнь снова под уклон побежала...
- Это кто такой?
- Когда разбомбили немцы под Брестом санитарный поезд, документы все сгорели. Оклемался я, раньше срока из госпиталя рванул - хотел вас догнать. Размечтался о небесных кренделях и в запасном полку все про себя обсказал: так, мол, и так, ранее трижды судимый, был в штрафной роте, представлен к снятию судимости, как искупивший кровью свою вину, и направлена на меня наградная - ты же мне в медсанбате еще сказал. А там сидит такая сука нерезаная, крыса тыловая, рожу раскормил красную - хоть прикуривай. И говорит мне: нет на этот счет в вашем деле никаких сведений, рядовой Левченко, и, пока мы выясним, направляйтесь-ка вы снова в штрафную роту. Обидно мне стало - что же это, совсем правды на земле нет, что ли? Сказал я ему пару ласковых, он в крик, то-се, до рук дошло, ну, мне трибунал армейский новый срок. И привет! В июне сбежал и вот с этими гнидами кантуюсь. Куда же мне деваться теперь? Один путь...
- Слушай, Левченко, я тебе больше не командир, приказывать не могу, но прошу тебя как человека - уходи сегодня. Если только вывернется так, что уцелею завтра, по всем инстанциям с тобой пройду, расскажу, как ты воевал...
- А про подвиги мои после войны тоже расскажешь? - тоскливо спросил Левченко. - Нет, Шарапов, со мной дело кончено. А тебя я не расколол потому, что под одной шинелью нам спать доводилось и офицерский свой доппаек ты под койкой втихаря не жрал, за спины наши не прятался под пулями. А с Вислы на себе меня, с осколком в спине, до санитаров дотащил. Поэтому мы с тобой вместе завтра пойдем, и как уж там бог даст, так и будет.
- Левченко... - окликнул я его.
- Ладно, Шарапов, хватит! Давай спать, не о чем толковать...
Это про такую надо было рассказать? У Вайнеров Левченко как раз не предатель. Он их сам гнидами считает.