Любые дополнения и новые материалы приветствуются!
Некоторые фрагменты из книги писателя и историка шахматной культуры Исаака Максовича Линдера.
В четвертой главе романа А. С. Пушкина "Евгений Онегин" есть такие строки, касающиеся Владимира Ленского и Ольги Лариной:
Уединясь от всех далеко,
Они над шахматной доской,
На стол облокотясь, порой
Сидят, задумавшись глубоко,
И Ленский пешкою ладью
Берет в рассеянье свою.
Комментируя эти строки, пушкинисты, как правило, оставляют их без примечаний, по-видимому, считая игру в шахматы в России в начале XIX века само собой разумеющимся занятием.
А ведь это тематически и художественно завершенная миниатюра о шахматах, интересная сама по себе и в то же время органически вплетенная в роман, отображала быт и нравы просвещенного дворянства.
"Уединясь от всех далеко..." Обстановка духовного интима — одна из прелестей шахматного досуга. Тем более для влюбленной пары. Здесь третий — лишний. Здесь партия не терпит комментариев посторонних. Ибо мысли партнеров поглощены не только борьбой фигур на шахматной доске...
Любопытно, что в просторечии у любителей шахмат тогда для обозначения шахматных фигур были в ходу термины, пришедшие с Запада в XVI-XVII веках: "королева", "тура" (или "башня") и "офицер". Однако в только что появившейся на русском языке шахматной литературе к жизни были возвращены старинные названия, употреблявшиеся еще во времена Киевской Руси: "ферзь", "ладья", "слон". Только вместо наименования главной фигуры "царь", по инициативе первого русского шахматного мастера А. Д. Петрова, понимавшего сложность варьирования этим именем даже в шахматах, его авторитетом было упрочено наименование — "король".
Пушкину были ведомы и те и другие названия. Весьма вероятно, что именно знакомство с книгой Петрова "Шахматная игра, приведенная в систематический порядок, с присовокуплением игор Филидора и примечаний на оныя..." - первой фундаментальной работой о шахматах на русском языке, увидевшей свет в Петербурге в начале 1824 года и полученной Пушкиным во время работы над четвертой главой, — послужило импульсом не просто для упоминания о шахматах, а для художественного отображения этой игры в романе. Ведь те строки были написаны в начале 1825 года. Очень может быть, что такое совпадение не случайно.
При жизни Пушкина полное издание "Евгения Онегина" вышло дважды — в 1833 и в конце 1836 года. Из многочисленных последующих изданий прошлого и нынешнего веков, проиллюстрированных художниками, в семи из них были помещены рисунки на шахматную тему. Все эти иллюстрации собрал и опубликовал историк шахмат И. З. Романов (1920-1993).
Каждый из рисунков по-своему любопытен и оригинален. А в целом они составили интересную ветвь художественной шахматной Пушкинианы. И, пожалуй, самое примечательное для них — стремление художника выделить в шахматном поединке роль Ольги, не обозначенной поэтом, но вполне отвечающей духу давней фольклорной и литературной традиции изображения женского превосходства в сражении с представителем сильного пола.
Эта тенденция возобладала и в оригинальных фантазиях петербургского шахматного мастера Ильи Степановича Шумова (1819-1881), создавшего по мотивам "Онегина" чисто шахматное сочинение, доставляющее любителям игры эстетическое удовольствие элегантностью замысла и остроумием. Имя И. С. Шумова появилось на шахматном горизонте России в середине XIX века. И когда в 1851 году по инициативе английского мастера Говарда Стаунтона в Лондоне был устроен первый в истории шахмат международный турнир, то среди приглашенных корифеев значились имена трех русских мастеров: А. Петрова, К. Яниша и их ученика И. Шумова. Однако ни одному из них не довелось по разным причинам участвовать в этом знаменитом состязании.
