Корней Чуковский, Дневники, 1936 годВчера на съезде сидел в 6-м или 7-м ряду. Оглянулся: Борис Пастернак. Я пошел к нему, взял его в передние ряды (рядом со мной было свободное место). Вдруг появляются Каганович, Ворошилов, Андреев, Жданов и Сталин. Что сделалось с залом! А ОН стоял, немного утомленный, задумчивый и величавый. Чувствовалась огромная привычка к власти, сила и в то же время что-то женственное, мягкое. Я оглянулся: у всех были влюбленные, нежные, одухотворенные и смеющиеся лица. Видеть его - просто видеть - для всех нас было счастьем. К нему все время обращалась с какими-то разговорами Демченко. И мы все ревновали, завидовали - счастливая! Каждый его жест воспринимали с благоговением. Никогда я даже не считал себя способным на такие чувства. Когда ему аплодировали, он вынул часы (серебряные) и показал аудитории с прелестной улыбкой - все мы так и зашептали: "Часы, часы, он показал часы!" - и потом, расходясь, уже возле вешалок вновь вспоминали об этих часах.
Пастернак шептал мне все время о нем восторженные слова, а я ему, и оба мы в один голос сказали: "Ах, эта Демченко, заслоняет его!.."
Домой мы шли вместе с Пастернаком и оба упивались нашей радостью.
У меня есть "Дневники" Чуковского, в свое время меня этот эпизод тоже в каком-то смысле поразил, запомнился, во всяком случае. Поразил именно интонацией, с которой Ч. все это рассказывает.
А вчера прочитала колонку "Тиран, говорун и поэт" примерно на ту же тему - отношение художника (и конкретно Пастернака) к власти.
Как всегда, закон парных случаев.
Почему Пастернак чтил Сталина и презирал Хрущева? Ведь глупости Хрущева не были глупее сталинских. Гениального труда по языкознанию Мыкыта не оставил, а генетику, так ту даже освободил от сталинского запрета.
Да, Пастернак чтил Сталина, хотя это прорвалось только раз – сразу после смерти тирана и в сугубо личном письме "министру писателей" Фадееву: "Дорогой Саша!" Саша напечатал в "Правде" эпитафию под названием "Гуманизм Сталина". Пастернак подхватил эту оценку. Он пишет о руках вождя в гробу – "исполненных мысли и впервые отдыхающих". От каких трудов отдыхающих-то? От трудов по искоренению зла в мире. Сталин, мол, ни разу в жизни не изменил юношескому огню негодования при виде "безнаказанно торжествующей низости", но ради великой цели отказался "от всех видов мелкой жалости по отдельным поводам". Уже не в этом письме, а в частных разговорах Пастернак указывает и на другое важное для него достоинство Сталина: злодей и мракобес, но в нем еще было что-то от старой русской культуры.
А Хрущева презирал. "Так долго над нами царствовал безумец и убийца, а теперь – дурак и свинья… Раньше расстреливали, лилась кровь и слезы, но публично снимать штаны было все-таки не принято". Уж эти поэты, скажет нынешний молодой человек из технарей-западников, не знающий, что в то время так рассуждали многие. Не нам их судить, но все-таки сравним. На одной чаше весов – миллионы погубленных злодеем жизней, на другой – спущенные штаны бывшего слесарюги, таким и оставшегося. Откуда у поэта – и у его народа, вот что главное! – взялись такие весы, на которых первая чаша потянула меньше, чем вторая?!...
http://www.svoboda.org/content/article/27792392.html
ДА, не ко всякой власти художник (шире - интеллигенция) относится с придыханием, не ко всякой...