29 декабря 2015 года Евгению Рейну исполнилось 80 лет. Немного с запозданием, но поставлю его "декабрьские" стихотворения.
30 ДЕКАБРЯВ новогодних сумерках московских —
чвак и чмок.
Вот бреду я вдоль витрин раскосых
под снежок.
Ты мне говоришь: "Уже недолго —
наш чердак".
Мех намок, и так тепло и колко.
Видишь флаг?
А за ним прожектор в поднебесье?
Но молчок!
А на Патриарших конькобежцы —
чик и чок.
Вот придем и разогреем чаю,
ляжем спать.
Ангел мой, я и сейчас не знаю,
что сказать.
Погоди, наступит год богатый,
схлынет бред.
Завернись тогда в густой, мохнатый
старый плед.
Прислонись последний раз щекою
навсегда.
Я хотел бы умереть с тобою?
Нет и да.
31 ДЕКАБРЯКогда морозного заката
Я узнаю багровый свод,
Мне кажется: случится как-то,
Вся жизнь моя под ним пройдёт.
О, этот освещенный сумрак
И набережной долгий путь.
Я словно чей-то верный спутник,
Всегда готовый повернуть
За милым и лихим вожатым,
Ведущим через снежный мрак,
Что под закатом кровожадным
Краснеет, точно белый флаг.
Я все на поворот поставил,
Предчувствовал его и вот,
Где дровяной составлен штабель,
Стою, уставясь в небосвод;
Покуда не пойдут на убыль
Кармин и клюква декабря,
Покуда не погаснет купол
Воздушного поводыря.
Покуда город темно-синий
На желтый снег и белый свет
Не вынесет невыносимых
Вечерних, вычурных газет.
И под прожектором витрины,
Неисправимый домосед,
Дрожа в поношенном ватине,
Я сам себе даю совет:
"Уймись, уже судьба велела
Все обещанья взять назад,
Понять, что лучше нету дела,
Чем город, снег или закат".
ИСТИННЫЙ НОВЫЙ ГОДУже переломился календарь, видна зимы бессмысленная даль,
К морозу поворот и новый год и множество еще других забот.
Держаться надо, надо в декабре, когда снега и сумрак во дворе,
И за окном бесчинствует зима, держаться надо — не сойти с ума.
И надо одеваться потеплей и надо возвращаться поскорей
К себе домой, где греется обед и закрывает вас от всяких бед,
Зимы и вьюги, теплая жена, где все за вас и крик и тишина.
И к двери осторожно подойдя, сказать себе минуту погодя,
"Нет, рано еще, рано, не пора". Зима, зима — ужасная пора.
Шепнуть себе: "А скоро ли?" — "Едва ль". А между тем, поблизости февраль,
И лед уже слабеет на реке и ваш сосед выходит в пиджаке,
И распаляясь говорит про то, — "Мол, хватит, будет, поносил пальто".
Тут надо приготовиться всерьез, хотя трещит на улице мороз,
И инеем карниз совсем оброс, зима крепка, как медный купорос.
Но это только видимость одна. Вот парка отведет с веретена
Последние витки. Апрель, апрель вступает в календарную артель.
Тут надо выйти в сад или в лесок, лучам подставить бледное лицо,
Припомнить все: Египет, Карфаген, Афины, Рим и этот зимний плен
средь четырех своих коротких стен, где жили вы совсем без перемен,
Но тает снег у черных башмаков и ясно вам становится каков
невнятный запах прели и травы — в апреле вы жестоки и правы.
Все ящики, шкапы и сундуки — вплоть до последней потайной доски
раскрыты этим вечером. Конец, на веточке качается скворец.
В последний раз ты за своим столом, в последний раз ты возвратился в дом,
В последний раз пирог несет жена, в стакане поперек отражена,
она уже покинута, она осталась с отражением одна.
Закрой глаза и сделай первый шаг, теперь открой — пусть непонятно как
ты очутился на чужой земле, в чужом необитаемом селе,
в огромных тошнотворных городах, в которых ты расцвел, а не зачах —
пусть непонятно как добрался ты, твои перемещения просты.
От смерти к смерти, от любви к воде, от стрекозы на женском животе
к чудовищу на сладостном холме,чье тело в чешуе м бахроме.
И далее к просторным островам, на берегу там высится вигвам,
там дочь вождя, кино по вечерам, считаются года по деревам.
И вот уже сосчитан целый лес. Изведаны утехи всех небес:
забвенья сферы, облака тщеты и неба обнаженной красоты,
душистой тучи праздного греха. Но эти сферы просто чепуха,
в сравнении с другими, где душа пороку предается не греша,
а познавая свет и благодать, которых никогда не разгадать.
но в тридцать третьем небе есть порог, за коим веет зимний ветерок,
и мечется поземка и уже окно горит на третьем этаже.
А это значит близится зима. А кто огонь зажег — твоя жена.
Похолодало. Завывает мрак. Ты понял все, когда ты не дурак.
Домой, домой, где печь, постель, cупы. Скорее тот порог переступи.
Тут все как было, точно как тогда — вот на столе обычная еда,
а месяцы прошли или года, тут это не оставило следа.
Пока небесный виден хоровод, в последний раз взгляни на небосвод,
твоя звезда бледнея и дрожа, похожа на лучистого ежа,
в морозной мгле уходит быстро вниз. Она тебя оставила — держись.
В два миллиона зим идет зима. Держаться надо — не сойти с ума.
Уже переломился календарь, видна зимы бессмысленная даль.
То есть как?! 
